НОВЫЙ ГОДЪ.
Когда полночный часъ минулъ
Хозяинъ мой худой колдунъ,
Свой ветхій домъ какъ дымъ раздулъ,
А самъ сталъ быти въ новомъ юнъ.
Его рукой нѣсколько сотъ
Кружится съ тайнами колесъ,
Скажи колдунъ, скажи ты годъ:
Чего получимъ отъ небесъ?
Не ждемъ, не жаждемъ крови, слезъ,
Ни жезла, ни вѣнцовъ племенъ,
Чтобъ насъ другой на главѣ несъ,
Колѣна преклонялъ плѣненъ;
Не ждемъ, не просимъ отъ тебя
Врагамъ повсюдный судъ, ударъ,
Одно искаемъ мы: самыхъ себя,
Одинъ самосознанья даръ.
Затѣмъ колдунъ, — принявъ свой санъ,
Пожалуй только разъ теперь:
Изволь кружатись колесамъ,
И раствори намъ тайну дверь.
И онъ изволивъ, — растворилъ. —
. . . И вотъ, явился новый міръ:
Какъ благовѣстникъ вышнихъ силъ
Приноситъ дѣва съ неба миръ.
Розовыми устами намъ
Общитъ небесный поцѣлуй,
„За сердце, кажетъ — сердце дамъ,
Любовью полно всецѣлой” . . .
Теперь востокъ облекся въ свѣтъ
Растетъ мгновенно блескъ на немъ,
И вотъ рука подноситъ вслѣдъ
И солнце съ первымъ года днемъ;
И та рука на твердь небесъ
Писала солнцемъ словеса:
„Вонми словамъ чтобъ ты несчезъ,
Тебѣ дремати ужъ нельзя;
Твоя народность дѣва та —
Жизнь юна въ полнотѣ временъ,
Обручникъ ты ей живота,
Жій въ, ней, и будь благословенъ.“
Друга рука со молніей
Писала грозно надъ закатъ:
„Лжеродъ! будь чуждъ судьбы твоей,
Остань презрѣнъ, и будь проклятъ. .
Колдунъ трубою затрубѣлъ
„Насталъ ужъ день — сказалъ теперь —
Востань сынъ русскій, и до дѣлъ,
Спѣши въ самосознанья дверь!
Уріилъ Метеоръ
